cигарета тлеет в руках освящая беспросветную тьму. август делает последнюю затяжку и откидывает окурок в сторону. подносит ладони к лицу и пытается согреть их своим теплым дыханием — тщетно. кончики пальцев онемели, он их не чувствует. да если быть честными то он не ощущает вообще ничего: ни духовного, ни физиологического. он всего лишь зримая субстанция сливающаяся в толпе серой людской массы.
он — лишь тень, блуждающая неподалеку от человека чье имя — ком в горле ангста.
он — всего лишь крест, поставленный на очередной человеческой жизни.

                      август не видел ульриха уже три дня — начинается ломка. он пытается стереть его из мыслей, перечеркнуть, забыть, но постоянно что-то идёт не по плану, ноги раз за разом ведут его по давно изученной тропе. август свободно плавает по городу первый год, казалось — обычные мелочи, а обернулись сильной зависимостью.
томно вздыхает, вспоминая свою первую строчку, первое послание адресованное ему. одно предложение ставшее для августа эпилогом к одной из самых больных историй его жизни.

                      август изучает ульриха. всматривается в его глаза цвета утреннего неба, в его персиковые губы и ярко выраженные скулы. ульрих для августа — пример для подражания. ульрих для августа — нечто большее, простой детской заинтересованности. прохожие говорят, что ульрих для августа — отец, которого бедный сирота отроду не видел, прохожие перешептываются о том, что, возможно, ульрих его усыновил. парень и сам был готов слагать легенды о том, что преподаватель литературы и его репетитор стал ему пусть и не кровным, но родственником, если бы не одно «но» тысячами вольт обволакивающее тело при каждом случайном и абсолютно невинном прикосновении.

                      после каждого урока, ангст снимая свою толстовку, ощущал на ней его запах.
                      и будьте уверены, на тот момент он вкуснее аромата не слышал.

и только спустя многое время инслер найдет простую неровно подчеркнутую фразу в одной из любимых книг ангста.
и только спустя много месяцев, он поймет, как когда-то в маленьком, полном отчаянии, сердце, зародилась что-то большее, чем ярая ненависть, выжигающая дотла все вокруг.

оказывается, август умел чувствовать и что-то хорошее, где-то в области ребёр у него начинали разрастаться цветы. но, увы, света для них было не достаточно и они слишком быстро завяли. а тьма продолжала господствовать в маленькой гадкой душе.

                      августа не было в гамбурге полтора года. и он мог сказать с уверенностью, что это было самое лучшее время в его жизни. наркотики, алкоголь, рок концерты и бесконечная дорога ведущая в неизвестность. ангст никогда не планировал свой путь, у него не было карты на которой он пролагал свой маршрут, и он не пользовался навигатором на своем смартфоне, он просто следовал зову своего сердца. как можно дальше, как можно быстрее. он ненавидел гамбург, и он сам даже не мог объяснить, что же все-таки привело его назад. нежелательные отрывки из прошлого, которые так хотелось стереть из своей памяти — безуспешно.

                      парень остановился в мотеле на окраине города, в гамбурге он уже месяц. горничная считает его сатанистом, а администратор алкоголиком, и они бы, наверное, с радостью выселили его, но он — единственный источник постоянной прибыли в этом клоповнике. поэтому им приходиться смериться с black veil brides, которые поздними вечерами разрывали тишину, сгустившуюся вокруг мрачного леса [почти каждый, проходя вдоль этой лесной чащи мог с уверенностью произнести что-то подобное фразе: «тут только фильмы ужасов снимать», но пока главным кошмаром, который был приближен к этой чаще был тот самый, никому неизвестный, мутный тип — август ангст].

                      сегодня август ушел оставляя позади себя довольные вздохи сотрудников мотеля.
оседлав своего железного коня, парень решил остановиться в самом первом баре, что только попадется ему на глаза. в общем-то, далеко ехать ему не пришлось, и вот он уже парковал свой байк неподалёку от разъедающей роговицы глаз вывески.

× × × × ×
пью первую, третью, пятую
взрослые мне говорят  т о р м о з и
а я под плеядами звезд
признался, что не  в ы в о з и л  эту жизнь
× × × × ×

                      он ловит на себе сомнительные взгляды одной его личности совершенно плевать, о чем думают о нем люди вокруг, другая же его сущность на девяносто девять процентов уверена, что часть этих волосатых пропахнувших потом неухоженных мужчин, удивляются тому, сколько пьет малец сидящий рядом с ними за барной стойкой. голос, подобный скрежету зубчикам вилки скользящей по пустой тарелке, оказывается подтверждением догадкам августа:
— ты уже должен был тут опрокинуться, ну ты и живчик!
август молчит, улыбается в ответ и мысленно посылает нахуй. август не любит чужаков на своей территории, август по прежнему на дух не переносит чужих для него людей. но еще пару стопок едкого виски и вот, ангст уже начинает вести продолжительные диалоги с барменом о бренности человеческого бытия. в глаза плывёт и рассудок затуманивается, теряется в пространстве и задерживается где-то между мирами, но продолжает дышать. август улыбается и даже дает согласие на то, чтобы на него надели шапочку санты. все как всегда идёт не по плану, алкоголь делает человека немного другим, более живым, менее апатичным. едкое вещество протекающее по его венам делало его более дружелюбным, душой компании, человеком чей рот не возможно было заткнуть. но всё же агрессивным, вспыльчивым, готовым в любую секунду выпустить наружу всех своих бесов.

                      спор превращался в скандал и ангст уже был готов стать инициатором перепалки, если бы не одно «но»: обернувшись назад август бросил робкий взгляд в сторону окна и лишь один силуэт подобный призраку, расположившийся у окна, будто взял в свой большой кулак печенку парня и сжал ее с такой силой, что еще буквально секунда и август потеряет сознание.
эту битву он точно сегодня проиграет, ведь ноги автоматом ведут его в сторону язвочки расположившейся у него на сердце.
— мистер ислер, какая неожиданная встреча, —  улыбается как ни в чем не бывало, будто ничего вовсе не было, так красиво делая вид, что совсем не болит, что совсем позабылось, что абсолютно залечилось. но нет, все же ещё ноет — может потому что на этих листах так и не был прописан явный конец, а точки были будто вовсе не точки, а скорее какие-то совершенно неудавшиеся запятые. и может есть шанс всё исправить. да нет, бред какой-то. мальчик вырос. мальчик крепче стоит на ногах. казалось бы всё это было правдой, но сейчас он повержен, он садится рядом, ему просто интересно [совсем не просто]: — мы так давно не виделись, как ваша жизнь? как семья? как дети? все также преподаёте? старается казаться трезвым, но в сравнении с другой ложью это явная. он пьян, вусмерть пьян, завтра он этого ничего не вспомнит, но есть сегодня и вечер только начинается.

и волнами морскими тело ее омывает тело его. движения плавные, касания нежные. мир вокруг илаи обретает неоновый оттенок. папина принцесса вновь превращается в грязную токсичную дрянь. медленно и изящно, илая явно слышит музыку, илая ее чувствует [как чувствует его], и движется в такт, словно с малых лет не фехтованием, а танцами занималась. илая даёт ему докурить. и поцелуй его — свеча во рту подожженая — воск по языку стекающий. и температура тел их давно бы термометр сломала — страсть в облике истинном своем. временный выброс эндорфина. и скорее всего все забудется, как очередная типичная интрига, та самая связь, ни к чему не ведущая с виду, но кто знает, чем черт не шутит и что ожидает их за очередным поворотом.
или все-таки там пустота?

и правый уголок губы илаи вновь приподнимается ехидно, и молчание временное вокруг них нависает. илая палец к губам его подносит: — тсссс, а после песня замолкает, и илая взгляда с него не спускает. кончики пальцев ее касаются его щеки, и подушечками она по щеке ступает от ресниц нижних спускается и на шее останавливается. илае нравится играть, и может игра стоит свеч. и илая явно понимает, чего сейчас она хочет больше [и явно не совсем того, о чем думает он / но и этого тоже] и все что пьянит сейчас ее — дыхание его. и ниеми нравится, что ее хотят, что ее жаждут, илае нравится быть желанной и в какой-то степени нужной [скорее травма детская, недостаток родительского внимания, нежели что-то ещё]. сегодня илая ставит себе новую цель и планы новые в воображаемом молескине пишет. и ниеми все ходы наперед продумывает. и всем сердцем надеется, что сегодня, как тогда, она не облажается.

тишину прерывает машинный рев. в сторону их движется автомобиль с бешеной скоростью, а илая замирает на месте, будто ноги ее — мрамор неподвижный. и тонкими пальцами своими она в запястья его вцепляется, явно давая понять, что хочет чтобы он тоже не двигался. а после движением резким она от него отстраняется, и он ступает с дороги за ней. черный феррари проносится мимо оставляя позади выхлопные газы.

илая делает вид, что ничего не слышит.
илая делает вид, что ничего не видит.
илая делает вид, что ничего не понимает.
и илая дурочку включает [роль ее любимая]:
— господи, чувак, ты серьезно? я просто проходила ми-мо, ало, слышишь? илая не умеет в неделовой обстановке интеллигентно разговаривать со взрослыми, а если она с этим взрослым спала, то вообще все границы стираются. садится на бордюр, совсем забив на то, что это может испортить своё совсем недешевое платье.  сама же ниеми сейчас в его глазах выглядит, вероятно, очень дешево. и это самолюбие ее подрывает, и это ее сильно в угол загоняет. илая не привыкла быть под, илая привыкла быть сверху. ниеми не хочет быть вещью, она — личность. и так странно, что мужчины совсем в ней этого не видят. для многих она — просто кукла известного бренда, поиграть немного да выбросить. и в душе у илаи кошки скребут. и настроение ее с огромной скоростью на американских горках движется [то вверх пулей промчится, то вниз быстро скатится]. но илая виду не падает. и взгляд свой опять в его сторону направляет. чтобы игра эта продолжалась, надо чтобы интерес был у двоих игроков. и чтобы костер не погас, в него всегда нужно подкидывать дров, и илая за костром этим тщательно следит. — но все было супер конечно, но везде есть свои недочеты сам понимаешь. и самая сучья улыбка лицо ее озаряет. ниеми о той ночи помнит на самом деле мало, ведь пьяна она была вдрызг, но даже малое это самое прекрасное, самое горячее и самое приятное. но все-таки илая считает, что самооценку этого мужчины нужно поубавить. и какой-то работающей частью головного мозга илая понимает, что сейчас может и охватить сполна, ведь человека она, опять же, не знает и чего ожидать от него следовательно тоже. и на гавнюка он был явно похож, но илая же любит боль, правда? для илаи боль — эйфории царство. блин, ну если хорошо подумать... то, наверное, повторять я бы не стала. и это явно не то, зачем нужно шагать посреди ночи, тебе не кажется? вот сейчас до дома дойду и все супер будет. а ты можешь снять дешевую шлюшку на одну ночь, вон вроде за тем поворотом, иногда пустышки своими вагинами торгуют. и илая сегодня хочет прогнать кинопленкой все его эмоции. илая почву прощупывает и вагончик, на американских горках ее остановку делает, и девушка буквально руку мужчине протягивает. насколько длин пусть от похоти до ненависти? насколько тонка грань? может именно сегодня она это познает.
илая никогда не была хорошей.
и ей никогда не стать лучше.

илае бы лучше молчать больше. но девочка это может изящно делать только, когда она в депрессивной стадии. а сейчас у нее — противоположность в чистом виде. и илая еще _ не _ договорила, илая внутри себя ножкой топает, ладошкой по столпу хлопает, призывая окружающих не перебивать важную персону. — кстати, как тебя там по имени то?

и если с виду для него илая — пустышка, то она все сделает, чтобы он понял, что илая — не игрушка плюшевая, которую можно из игрового автомата за один доллар вытащить или выиграть стреляя в тире из ружья. илая, если и вещь для кого-то, то скорее коллекционная, которую под стекло ставят, ежечасно пыль с нее сдувая и гостям с гордостью показывая. и если получилось овладеть ей один раз, то не факт, что получится второй.
и как бы она его не хотела, эго ее в протест идёт.

Karl Hoffman

карл соткан из пепла и праха. сгустки багровой крови подобны ковровой дорожке, ведущей прямо в его персональный ад. хоффман хищник, садист и безбожник. но с виду примерный сосед. улыбается прохожим, слишком добр с дамами в возрасте, карл будто абсолютная противоположность своей семьи. но никто никогда не знает, что скрыто по ту сторону двери: мир кривых зеркал - кукольный замок с тысячью масок - исцарапанные стены - цепи - абсолютно темный подвал. у городских медиков слишком много секретов, которые от хоффмана заречатаны замком с самого раннего детства. и где приказано не входить, карл входит, находя отмочку. он видит и не понимает, лицезреет и не боится, а после  приводит в дом одноклассников, ведь такое есть только у него, и он не может не показать друзьям, как он их превосходит.

гулкий вой сирен, карлу тринадцать и его новый дом - приют. идя по головам, принижая тех, кто командует с рождения, сплевывая кровь и коренные зубы, хоффман восходит на престол. авторитет местной шпаны и любоцвь каждой бездомной девочки, карл утопает в лучах славы и совсем забивает на учебу. он привык добиваться всего сам и уверен, что по ту сторону его ждут перспективы, а не абсолютный крах. его забирают спустя два года: расставаться сложно, начинать новую жизнь ещё сложнее. хоффман спросит, что же они в нем нашли они промолчат, назовут его милым. молодая семья держащая сеть кафетериев в стране тогда ещё не знала, что он уничтожит все, что когда-то у них было, уничтожит и исчезнет, без угрызения совести, с абсолютной пустотой внутри.

конец был написан, когда карлу было семнадцать. двадцать третьего

https://64.media.tumblr.com/9e1f92c834f … ey_100.gif